На Северном Тянь-Шане мы гонялись за дымкой

Та-а-ак, знакомимся с обстановочкой. Спать будем на деревянных нарах, готовить – на примусах. Каждый поход в туалет – подвиг: надо совершить мини-восхождение на каменную гряду. Зато место живописное – горы, горы и горы, могучие и суровые, но такие родные!

31 января. Мороз и солнце. Но день не чудесный…

А-а-а! Где мои ноги?! Чувствую только место, где мозоли, а самих конечностей как бы и нету… На ледовых занятиях промерзла до костей: холод, ветер дикий, руки даже в перчатках примерзают к ледорубу. На автомате врубаю его в склон, втыкаю кошки, хожу вверх-вниз, потом трясущимися руками делаю станцию из ледобуров, перила…

По пути на базу в голове только одна мысль: чего мне в жизни не хватает, зачем я еду морозить задницу на высоте три с лишним тысячи метров? Все, вроде, есть: работа хорошая, любимый мужчина, теплые скалы в ста километрах от Томска, и друзья такие, что дай бог каждому! А я тут… А сестра, поди, ананасы сейчас ест… Самое странное, что на льду моей заветной мечтой было попасть не к Янке с её ананасами, а на нары на Рацека, в свой теплый спальник.

Вот Олег, новосибирец, вчера сказал на подъеме: «Ленка, еще раз увидишь меня зимой в горах, напомни мне, что я - идиот!». Напомню, Олег. Что-то мне подсказывает, что зимой в горах мы еще увидимся.

«Вот что я думаю о жизни во Вселенной:
Это яркая звезда в полутьме сумерек,
Это водоворот в спокойной реке,
Грозовой разряд среди ясного неба,
Вспышка молнии,
Фантом,
Мечта».

2 февраля. Мозаика гор.

А я после массажа. Ур-ра! Спина больше не болит! Лежала на нарах, пищала от холодных Сашкиных рук, и мысль в голову пришла: удовольствие от поездки складывается, как мозаика, из разных кусочков. Сейчас вот - массаж. Вчера был день обалденный - позанимались на скалах, потом – открытие сборов ТФА, потом просто тусовались на улице. Туса-а-ава-а-аться у нас - это выйти на крыльцо, пока солнышко светит, включить плеер, танцевать, как в замедленном кино, и разговаривать, разговаривать, разговаривать. Серега из Набережных Челнов все жалуется: у нас, мол, с напарником все беседы либо о снаряге, либо о женщинах. Серега же называет наши нары сборищем интеллектуалов: в свободное время читаем Достоевского, Бодлера, Булгакова и Месснера. А по вечерам у нас очень душевные концерты. Андрюха, спасибо ему большое, не поленился нести с собой гитару, а играющих - поющих у нас много. Сядем в домике, зажжем свечу, и понеслось - «Калинов мост», ДДТ, Визбор, Высоцкий…

Вот сейчас сижу – и как будто не было сегодняшней горы. Гораздо больше запомнилось, как мы посвящали в альпинисты наших новичков, ходивших на ту же вершину по тому же маршруту, но вернувшихся позже. Когда они подходили к лагерю, мы высыпали на улицу, построились в шеренгу. «Новичкам, совершившим восхождение 1Б категории сложности на пик Бокс, наш физкульт-привет!». Потом напоили их чаем, заставили поцеловать ледоруб (тот не альпинист, кто губами к ледорубу не примерзал!), понюхать вкладыш от горных ботинок (типа, вот он, запах альпинизма!), и в конце каждому – по ложке сгущенки (жисть тяжелую подсластить). Ну, добро пожаловать в семью! Как говорится, чем больше нас, тем меньше их.

4 февраля. За тех, кто на маршруте!

Такое чувство, что живу здесь всю жизнь: уже не ощущается нехватка кислорода, как в начале сборов, постоянное ощущение озноба перестало напрягать. Сижу, разбираю снарягу перед завтрашней заброской: «Та-а-ак, карабинчик к карабинчику, беседку – в отдельный мешочек, веревку и ледоруб сверху на рюкзак, пакет с едой, главное, не забыть». И вдруг понимаю, что это для меня – самое важное в жизни. Сейчас, по крайней мере. Работа, учеба, семья – все кажется ненастоящим, сном каким-то. Как подумаешь – в Томске бушуют страсти по монетизации льгот, стоимость проезда на маршрутках, саммиту и гриппу. Суета... Нет, вы скажите сначала, как мне запихать лишний пакет сухарей в рюкзак, а потом суетитесь!

… Уф, слава богу, вернулась наша изыскательская сборная. Замученные такие, но довольные. Уже поздно вечером они спускались с горы – минут сорок мы смотрели из лагеря на их мерцающие в темноте фонарики. И между делом поднимали тост: «За тех, кто сейчас на маршруте!».

8 февраля. «Море поет, а в ж… лед».

Это надо срочно записать! Дениска Веселый, наш главный стихоплет, во время обеда песню переделал: «Море поет, волна зовет, а в ж… лед, и мы такие замерзаем». Да уж, не май месяц у нас тут, на Рацека… Сварили глинтвейн (под этим громким словом подразумевается компот со спиртом, что тоже неплохо), а то лед в энном месте сам по себе не растает! Хотя нет. Сейчас еще жить можно. А вот позавчера на Короне думала, что конец мне. Воистину – мир стоит раком, потому что ж… всегда наверху. (Извините, пожалуйста, за столь частое упоминание данной части тела, но другими словами ЭТО не назовешь).

Дело было так. Пятого февраля забросились на Коронские стоянки (это маленький железный домик с нарами). Шестого в шесть утра наше отделение во главе с Женей, барнаульским спасателем, вышло на траверс 2-й и 3-й башен Короны (3А к.с). Дует – мама дорогая, мороз жуткий. Мы подошли под маршрут последними, стоим, ждем очереди лезть по перилам. Смеемся с Ириской: «Интересно, сможем ли мы иметь детей?». А то такое ощущение, что от попы до живота сплошная ледышка…

Начали работать с веревкой – жизнь стала легче. Тюк-тюк, тюк-тюк – идем в кошках по ледовому склону. Где покруче и пострашнее, там уже на трех точках опоры: покрепче ставлю ноги, клювик ледоруба каждый раз вгоняю в фирн по самую рукоятку.

А с Изыскателя (на него мы ходили на следующий день после траверса) больше всего запомнился такой момент: стою на станции, а сверху из-под чьих-то кошек сыпется лед. И издает удивительный звук, похожий на звон китайских колокольчиков…

Изыскательской 3Б закрыла второй разряд. В честь этого в базовом лагере мне подарили губку для посуды – типа, теперь пора дома сидеть, хозяйством заниматься. Не-дож-де-тесь! Я еще не была во-о-он за той молочной-голубой дымкой…